Список желаний

Ваш список желаний пуст. Перейти в каталог?

Конец света в конце квартала

29.09.2019

Рецензия Романа Арбитмана на роман Марины и Сергея Дяченко "Армагед-дом" (статья была написан для КЛФ газеты "Книжное обозрение")

Супруги Дяченко, похоже. исповедуют принцип Хуана Рамона Хименеса, призвавшего писать поперек на линованной бумаге. В то время когда публика ждет от них фэнтези, а издатели готовы платить приличные деньги за колдунов и ведьм, Марина и Сергей вновь идут наперекор моде и выпускают книгу в духе "Пещеры". То есть даже не science fiction, не роман-предупреждение, но почти нормальный реалистический роман. Правда, со слегка "смещенной" реальностью...

Не знаю, обсуждает ли еще Святой Престол проблему возможности наступления конца света в одной отдельно взятой стране. Но знаю, что киевские супруги-фантасты уже на этот вопрос ответили. Да, возможно. Да, в Украине. Более того, не исключена и ситуация, когда Апокалипсис (в просторечии - мрыга) происходит регулярно, примерно раз в двадцать лет. После чего спасшиеся в регулярно отверзаемых Воротах (природа каковых неизвестна) хоронят то, что осталось от трупов неуцелевших, восстанавливают жизнь на пепелище, ремонтируют дома, рожают детей и радуются двадцатилетней передышке, вслед за которой все повторится.

Любители НФ могут заметить, что в "Армагед-доме" (как и в уже упомянутой "Пещере") украинская специфика аккуратно размыта и доведена до усредненно-общероссийской: реалии обобщены, имена микшированы, топонимика смазана (улицы Угловая, Портовая или Свободы могут быть где угодно). Однако саму идею жизни в условиях перманентного Апокалипсиса во многом породила не только зыбкая, нестабильная, качающаяся - что в Украине, что в России! - постсоветская действительность, но и взрывоопасная атмосфера истеричного эсхатологизма, которая еще не так давно окутывала древний Киев, возникнув из пустоты вместе с Белым братством и канув в никуда. Фантастам почти ничего не потребовалось придумывать. Они только превратили конец света из ужасного пророчества, в опаснейший, но уже привычный атрибут бытия (как рак, спид, терроризм) и встроили этот атрибут в бюрократическую государственную систему. И если в прошлом прерогативой человека, попавшего в "верхние эшелоны", была причастность к кормушке (спецдачи, закрытые распределители, возможность покупать лучшие книги и смотреть фильмы, не доступные остальным), то теперь ценностью номер один стало занесение в особый список Гражданской Обороны, дающий право попасть в спасительные Ворота раньше других...

Вернемся, однако, к сюжетной линии. Авторы сознательно не раскрывают единственную криминальную тайну романа - кто же убил в самом начале депутата Зарудного, духовного родителя главной героини Лиды Сотовой, проходящей через всю книгу (девочка, подросток, девушка, женщина, старуха). Ибо к финалу любой ответ на этот вопрос становится неважным, уходит в тень, на периферию. Заказчики убийства умерли. Исполнители умерли. А о борьбе Зарудного с привилегиями (имеется в виду право оказаться в списке внеочередников ГО) позабыла даже сама Лидия, едва родила своего первенца. Именно право гарантированного спасения для сына Андрея в конечном итоге становится идеей-фикс героини. И именно от него сознательно отказывается ее сын на последних страницах романа, когда огненный вихрь должен, казалось бы, смести всех оставшихся за Воротами.

Сочиняй супруги Дяченко чистую science fiction, они вынуждены были бы давать читателям многочисленные разъяснения о естественнонаучной природе Апокалипсиса, о механизме возникновения Ворот и, конечно, о том, почему в последний раз запланированный конец света не состоялся и каким образом повлиял на это (и повлиял ли вообще) поступок Андрея Сотова. Но, к счастью для авторов и читателей, жанр "фантастического реализма" избавил всех от этой нудной необходимости. Поскольку всегда - даже когда наука отсекает все надежды на лучший исход - остается надежда на чудо. И если вслушаться в жуткое слово "мрыга", даже в нем можно вдруг найти отголосок певучего украинского "мрiя", то есть "мечта". А мечтам свойственно сбываться. Хотя бы однажды.