18.11.2020
Эссе Романа Бобкова о книгах Генри Лайона Олди из цикла "Ойкумена".
(сонатина для флейты с гитарой)
Почему сонатина? Потому что на сонату размаха не хватает.
Почему для флейты с гитарой? Потому что в одном из романов флейта — ощутимый двигатель сюжета, а гитара — единственный музыкальный инструмент, которым владею более-менее уверенно.
Почему вообще музыкальные аллюзии? Да хотя бы потому, что проза Олдей невероятно музыкальна, и для меня такая аллюзия — первая.
Почему... э-ей, ничего, если я вослед нашим хвалёным Олдям™ не стану давать ответы на все загадки Мироздания, а просто начну?
Большинство коллег-почитателей называет «Ойкумену» кто космооперой (по старой фэнской привычке), кто сериалом или циклом, кто даже сагой. Немногие отваживаются произнести термин «эпопея» — то ли страшатся пафосных коннотаций, то ли просто не в курсе. По мне, совершенно напрасно страшатся: коннотации эти надуманные, а перед нами — именно роман-эпопея в классическом понимании этого термина. Строго говоря, роман-эпопея всё-таки не жанр в чистом виде. Или не только жанр. Есть и поэтические тексты, вполне этому определению соответствующие. Есть даже музыкальные произведения. Не говоря уж про старшего брата Эпопеи — Эпоса. Конечно, литературоведам тоже что-то кушать надо, и чтобы нам не путаться в дефинициях посреди бескрайнего океана текстов, следует о них договориться на берегу. Поскольку всё же есть ключевая характеристика, позволяющая достаточно надёжно отличать эпопею от просто романа и уж тем более — от сериалов и циклов, заполонивших прилавки (экраны, интернеты, нужное вписать). И это вовсе не объём, как многие ошибочно полагают. Фактический объём текста — критерий весьма условный и не очень-то функциональный.
Попробуем на реальных примерах.
«Война и мир» — эпопея? Ещё какая! «Тихий Дон» — само собой. «Отверженные» — разумеется! «Жизнь Клима Самгина» — она самая. «Гаргантюа и Пантагрюэль» — кто бы спорил. «Мёртвые души»? А вот внезапно да! «Властелин колец»? Несомненно! «Сага о Форсайтах»? Скорее да, чем нет. «Улисс»? Хм. Уже хватает тех, кто сомневается, и не без оснований. «Хождение по мукам» — тоже есть вопросы. «Хроники Амбера» — ответ больше отрицательный, чем наоборот. Ну, и на закуску: «Гарри Поттер» — решительное «нет».
Напоминаю: мы обсуждаем именно роман-эпопею, чтобы не распыляться ещё и на помянутого братца Эпоса. Выходит, объём — совсем не критерий, сравните хотя бы «Мёртвые души» и «Войну и мир» — 12,25 авторских листов против 74,16. Или, если сложно в листах — 490 Кб text only против 2,96 Мб. Чтобы окончательно добить любителей точных вычислений, рассмотрим данные по всем книгам «Гарри Поттера» (которые не эпопея ни одним боком). Итак: полный корпус оригинального текста — 1090739 слов. Средняя длина слова в английском языке — 5,2 знака. Получаем 5671843 символа. Без пробелов и знаков препинания, а листы авторские считают с ними. Примерный коэффициент пересчёта для английского языка — 1,16. Итого на выходе 6579338 знаков (6 Мб text only) или 164,48 авторских листа. Таки ой.
Ладно, уговорились: объём не имеет роли и не играет значения. Что тогда?
Масштаб событий. Глобальность и всеохватность. Пусть неизменным предметом литературы остаётся человек, и для эпопеи это также справедливо, но судьбы людские здесь поданы на фоне мировых перипетий. Которые и есть по сути фабула произведения. Один из самых наглядных примеров — «Война и мир». Сюжет встроен в канву событий паневропейского масштаба, и судьбы героев неразрывно с ними сплетены. При этом события не просто «идут фоном» — автор исследует их не менее скрупулёзно, чем эволюции своих героев. Строго говоря, они-то и есть главный герой романа. Именно поэтому не считается эпопеей «Поттериана»: главный герой — один (Гермиона и Рон всё-таки лишь оттеняют Гарри, у них слишком мало самостоятельных действий, даже авторский взгляд практически всегда идёт из-за плеча Поттера-младшего), а масштаб происходящего и вовсе больше для повести годен. Не мир спасают Гарри и Ко, а всего-то магическую Англию. В рамках человечества — сущие копейки. Это ничуть не прибедняет заслуг Джоан Роулинг — я просто отмечаю жанровую принадлежность её произведения.
Другой пример — из категории «никогда так не делай, всё равно не сможешь» — толкиновский «Властелин колец». Не сможешь, потому что сперва надо потратить четверть века на создание мира (причём не просто так создание: глубина проработки и временной масштаб устрашают даже на первый взгляд!), чтобы потом вписать в него единственный роман. Профессор уникален — и уже поэтому невоспроизводим. А ещё «Властелина колец» можно применять в качестве учебного пособия для курса «Как выстроить сюжет романа-эпопеи и не облажаться». Эпический событийный ряд, две основные сюжетные линии на его фоне, множество второстепенных, которые работают на «сшивание» романа с миром, три книги, в каждой из которых есть все штатные элементы — экспозиция, завязка, кульминация, финал... И всё это, вся сложнейшая ткань — без единой морщинки, без единой оборванной или лишней ниточки! Теперь добавьте язык, подлинное богатство которого не всякий природный англичанин оценить в состоянии и на котором только в России куча переводчиков шеи переломала... Словом, лучше не повторяйте, может и всей жизни не хватить.
Олди и не повторяли. Они пошли своим путём, учитывая, впрочем, опыт титанов, на чьих плечах стоят. Что в активе у «Ойкумены»? Пять романов из трёх книг каждый. Оригинальный мир: проработка его не столь глубока, как у Профессора, но этого и не требуется — детализация ровно такая, какая нужна для создания полноценного эпического фона. Не больше, но и не меньше. Единая фабульная линия, своего рода метасюжет для всех пятнадцати книг. А уж масштаб-то — всем масштабам вундерпапа: ни много ни мало, а целая галактика! Причём не далёкая-далёкая, где в населённых мирах и населяющих их существах батальон чертей копыта свихнул. Нет, здесь галактика полностью человеческая, и расы тоже человеческие, сделанные из реальных земных «исходников». Да и рас-то этих всего семь, если всерьёз считать. И заселённые ими планеты... в галактическом масштабе — гомеопатическое число. Вот такая чисто людская галактика с громким именем Ойкумена.
Ну и что, скажет дон Читатель? Мало у нас — да и у них! — сериалов с аналогичным сеттингом? Сериалов — немало, а вот эпопей...
Авторы, способные написать эпопею, рождаются не каждый день и даже не каждый год. А уж написать её так, чтобы оторваться от чтения было непросто хоть работяге, хоть профессору... Такие и вовсе наиредчайшая редкость. Если продолжать музыкальные аналогии: авторы настоящих романов-эпопей встречаются даже реже, чем крайние типы мужских певческих голосов — контртенор и бас-профундо. И контртеноры, и октависты (обладатели баса-профундо) настолько редки, что в классических музыкальных формах с использованием вокала им практически не находится места. Партии для низкого баса более-менее регулярно писали Моцарт, Верди, Монтеверди да Вагнер. Основное же применение басы-профундо находят в качестве фона при церковном пении в религиях, где это практикуется. А контртенорам чаще всего место остаётся лишь на эстраде. В академическом вокале они исполняют либо партии для кастратов в барочной музыке, либо женские — для сопрано.
Авторы, способные написать эпопею, не удостоились даже отдельного термина. Эпопеисты? Эпопейщики? Как ни назови, звучит либо выспренне, либо и вовсе саркастически. Что лишний раз подтверждает редкость явления. Мало кто из романистов отваживается на это харакири. Хотя бы потому, что написание эпопеи требует куда больше усилий, чем романный сериал (цикл). А коммерческой выгоды — сколько от цикла или даже меньше, если сравнивать временные и интеллектуальные затраты.
Мало того, что каждая часть эпопеи — полноценный роман со всеми штатными элементами (экспозиция, завязка, кульминация и пр.). Требуется ещё и метасюжет (в нём тоже есть помянутые элементы), в который сюжет каждого из романов должен быть вписан. Гармонично, связно и логично, без сов на глобусах и богов в машинах. А теперь представьте: вам нужно не только изваять несколько здоровенных книг, объединённых непротиворечивым событийным рядом, но и провести через них энное количество сквозных героев. И всё время, пока работаете над одной конкретной книгой, вы должны помнить, как именно и насколько логично она вписывается в метасюжет — тот самый «фоновый» событийный ряд (Средиземье, Ойкумена, Европа наполеоновских войн). Предусмотреть глубину участия каждого героя в этих фоновых событиях, силу влияния событий на эволюцию героев и степень влияния героев на события... ещё голова кругом не идёт? Ловите следующую порцию: если в первой книге вы хотя бы частично описываете мир (не люблю термин «сеттинг», но ежели кому так понятнее — пусть будет он), в следующих книгах не должно быть противоречий в этой области. Конкретика? Сколько угодно! Следим за руками: отряд эльфов Лориэна участвовал в обороне Хельмовой Пади только в фильме Джексона, ибо сам Толкин столь монументального рояля допустить не мог. Мало того, что участие это противоречит общей политике властей и настроению коренного населения, чётко заявленным в первой книге. Всё ещё проще: выделять сколько-нибудь заметное количество бойцов в помощь кому угодно осаждённый Лориэн не мог чисто физически. У Профессора была под рукой (и в голове, что важнее) карта Средиземья, на которой он отмечал движение войск и героев. И если написал, что Рохан с Лориэном находятся в полном окружении, провести отряд лёгких пехотинцев через стократно превосходящие числом рати Мордора и Изенгарда даже в мыслях не стал бы пытаться.
Не спешите падать в омут, ещё не все регалии названы. Сказанное выше относится к задачам скорее техническим. А ведь есть ещё и художественные — и не просто так, а свои для каждой отдельной книги, и общие — для всей эпопеи. Примеры? А давайте для разнообразия возьмём Олдей! Полагаете, музыкальные подзаглавия для каждого романа выбраны просто из любви к искусству? Разумеется, но отнюдь не просто. Мало того, что это иронически постмодернистское обыгрывание термина «космоопера». Вспомним определение первого романа, «Ойкумена» — космическая симфония. Не поленитесь, слазьте в Википедию, там неплохое описание. Так вот: если рассматривать весь роман именно как симфонию, он полностью соответствует музыкальному определению. От общей канвы до сюжетной динамики и контрапунктов. Повторяем эксперимент с «Urbi et orbi» — и обнаруживаем, что это произведение столь же прекрасно укладывается в определение сюиты. А уж для Великой Помпилии просто-таки ничего, кроме марша, и не придумаешь!
И так — по всем пяти романам. А ведь это пусть художественная задача, но ещё не главная — скорее эстетика, игра с формой. Литература ведь пишется для людей — и о людях, что важнее. Человек — вот её главный объект. Уберите его — и ничего помимо небольших этюдов от литературы не останется. Для настоящего писателя нет ничего выше, интереснее и увлекательнее, чем изучение людей. Посредством воплощения их в героев книг. В истории, которые пишутся людьми, о людях и для людей. Кстати, уж не потому ли Ойкумена — чисто человеческая галактика? Правильно, именно поэтому. Всё её население — один биологический вид. Прямо как на Земле... стоп, об этом чуть позже.
Пока же устроим контрапункт. Эпопея во всей её сложности и полифоничности — серьёзнейший творческий вызов для романиста. Причём современные реалии вызов этот осложняют ещё и тем, что в процессе написания литератор пропадает с рынка на несколько лет. А у рынка память короткая — может статься, что по выходу из эпического творческого запоя с готовой книгой в клюве писатель окажется забыт даже любимым издателем. Который за эти годы найдёт другого кормильца, не столь упёртого по части вызовов себе, любимому. Это, конечно, случай крайний, но вероятность его заметно выше оптимальной. Настолько, что многие авторы, даже коммерчески состоявшиеся и потенциально способные на эпопею, предпочитают ограничиваться циклами, а то и вовсе ударяются в проекты, превращая свои миры во франшизы. Что говорите? Nothing personal, only business? Кто бы спорил. Вот только к литературе это уже не имеет отношения.
Олди, как мне кажется, нашли оптимальное решение проблемы. Будучи по природе романистами — то бишь, литературными марафонцами — они просто разбили громадную дистанцию на пять более-менее стандартных этапов. И забег по каждому начинали не раньше, чем были к нему полностью готовы. А в промежутках бегали по другим маршрутам, перемежая написание книг «Ойкумены» то возвращением в Ахайю (причём как в привычную уже Древнюю, так и в совершенно иную, незнакомую), то визитом в зазеркалье, а то и ассенизационными мероприятиями. Не говоря уж про чудесные путешествия в Реттию и Бурятию. Перерывы в работе над эпопеей позволяли не замыкаться в слонокостной башне, теряя читателей и издателя. И — отдохнуть на привычных дистанциях от супермарафона.
Я сказал — просто? Это я сгоряча: почти никому не советовал бы пробовать и этот метод. Потому что для его успешного применения нужно двадцать лет пахать, набирая форму и совершенствуя мастерство. Лишь достигнув определённого — очень и очень высокого! — уровня, можно позволить себе отвлечься от работы над одной книгой ради написания другой. И не просто отвлечься, а так, чтобы ни одна книга от этого не пострадала. Работаем по бурятскому эпосу — а Ларгитас в памяти держим. Окунулись в Реттию — а про Помпилию не забываем. Удержать подобный ритм, не перегореть, не растерять идеи и находки... Олди, конечно, вам этого не скажут, друзья, а я вот скажу честно, по-стариковски: даже на их уровне мастерства задача была чертовски сложной. Иное дело, что других вариантов её решения как-то и не наблюдается. Кто знает лучше — подскажите.
Контрапункт окончен, самое время опуститься из большого тела на планету. Туда, где разворачивается действие любимой нашей эпопеи. Говорите — много планет, целая галактика? А что в ней такого галактического? Ну да — звёздные системы и звездолёты, ВКС и гиперсвязь, парсеки и чёрные дыры, пульсары и антигравитация... угу. Антураж, господа и дамы, всего лишь антураж, за которым спрятан наш с вами земшар. Да и не очень-то спрятан, из-за каждого второго угла выглядывает.
С чего бы начать? Да вот хотя бы с космологии. Планета Нума в созвездии Волчицы, планета Чайтра в созвездии Слона... планеты, планеты — и все в созвездиях. Ничего странного не замечаем? Добро, заглянем снова в Вики за определением термина «созвездие». И обнаружим, что работает он только для единственной планеты при взгляде с её поверхности. Даже если посмотреть со спутниц нашей ближайшей соседки Альфы Центавра, рисунок созвездий будет совершенно иным. Так с чьего неба взялись тогда Волчица, Слон или Паук?
Галактическая навигация должна считаться по секторам, рукавам и прочим запчастям галактики, и названия этих запчастей у неё должны быть общие, по единому каталогу. Она и считается: если в книге фигурируют точные координаты объекта, они трёхмерные. Именно так и должно ориентироваться в космосе. Но вот параллельные целеуказания по созвездиям... Привязка к звёздному небу работает лишь в единственном случае — когда материнская планета одна, и все, кто летает по галактике, родом именно оттуда. Да и то привязка эта чисто умозрительная, никакого проку для навигации от неё нет. Не больше, чем от графы «Прописка» в паспорте. Меж тем, в романах эпопеи именно локализация с опорой на созвездия преобладает.
Недостаточно? Полетели дальше. Общая метрическая система никого не смущает? Ах да, на Сечене до сих пор в ходу вёрсты и пуды... А в Великобритании — мили и фунты, да и руль у них какой-то правый.
Ладно, вернёмся к космологии. Откуда взялись стандартные часы с минутами, не говоря про сутки? Чтобы далеко не мотаться, давайте посмотрим, сколько земных часов и суток длится день на Марсе, Венере или Меркурии. Кому интересно — гляньте и остальные планеты Солнечной системы. Впечатляет разница? Добавьте ещё и тот факт, что у Венеры запад — на востоке. Да-да, отнюдь не все планеты крутятся в одном направлении. Скорость вращения разная, время оборота вокруг звезды тоже категорически отличается, размеры и масса, гравитация и магнитные полюса, угол наклона к плоскости орбиты и её эксцентриситет... Скажем короче: пока астрономам не удалось обнаружить среди выявленных экзопланет ладно бы идентичную, но даже всерьёз близкую к Земле по основным характеристикам. Близкую настолько, чтобы мы, оказавшись на её поверхности, не испытали никаких акклиматизационных проблем — ни с дыханием, ни с питанием, ни даже с гравитацией. Нет таких покамест. И вряд ли завтра.
Внимательный читатель напомнит: в мире Ойкумены есть теория, согласно которой человечество расселилось по галактике с одной материнской планеты. Отсюда и стандартные часы с метрами, и общие для всех созвездия. Тогда уж припомним и то, что теория эта считается ненаучно-фантастической. Хотя бы потому, что произошло расселение задолго до начала межзвёздных перелётов. Ну и как оно происходило? А главное — откуда в галактике столько земель-близнецов? Если же экзопланеты различаются так, как это обстоит в нашей с вами Галактике... О, сколько нам открытий чудных!
Рассмотрим на самом доступном примере. Когда и если человечество колонизирует Марс, оно буквально за несколько поколений образует не расу уже, но отдельный биологический вид — марсиан. Дети, рождённые на Марсе, будут ощутимо выше ростом и крупнее землян-родителей — и это лишь начало эволюции нового вида. Почему так? Да потому что гравитация: сколь ни терраформируй Марс, ни создавай на нём атмосферу и биосферу, а меньшую по сравнению с Землёй силу тяжести никак не увеличишь. Сдерживающий фактор слабеет — и марсианские аборигены быстренько становятся гигантами в сравнении с землянами. Изменение габаритов потянет за собой и физиологию, и биохимию. И это произойдёт в невероятно короткий с точки зрения эволюции срок — буквально за несколько поколений. Теперь добавьте сюда разницу в длине года и в длине сезонов года. А на закуску — отсутствие магнитосферы и повышенную радиацию на поверхности в результате. Осознали? А ведь это лишь самые очевидные и наиболее заметные факторы. И речь идёт о соседней планете у той же звезды...
Теперь вспоминаем пятикнижие Ойкумены. Единственное несовпадение мелькает в первом романе, где сутки на Китте длятся 1,25 стандартных. В остальных книгах остальные планеты описаны так, что отличить их друг от друга можно только по населению. Так планеты ли это?
Мало? Ловите ещё: вспомним, как часто встречаются в тексте сочетания «весна на Сечене», «лето на Китте» или «осень на Элуле». Ничто не смущает? Когда в Европе весна, что у нас в Австралии? Так ведь у любой планеты есть северное и южное полушария... А на экваторе и вовсе нет времён года.
Добавим немного этнологии. Сколько народов обитает на Земле? Да ладно бы на Земле: ответьте навскидку, сколько их в вашей родной стране! Слабо без Интернета? Мне тоже. Что же мы видим в «Ойкумене»? Китта — фактически один народ. Ларгитас — тоже. Все планеты Помпилии и гематров — аналогично. Сякконцы, вехдены, брамайны — все народы, обитающие кто на одной, кто на нескольких планетах, по факту представляют собой одну национальность в пределах заявленной расы. Единственное исключение — варварская Террафима, где в разных государствах живут вроде бы разные народы. Вроде бы — потому что общаются между собой легко и непринуждённо, и не на унилингве. Сохранили общий на всю планету язык? Ни этнологи Земли, ни антропологи, ни даже биологи подобных случаев не фиксировали покамест. Всё с точностью до наоборот: даже в рамках одного языка с более-менее давней историей неминуемо образуется уйма диалектов, носители которых зачастую понимают друг друга с трудом, а то и не понимают вовсе. Поинтересуйтесь, как с этим делом обстоит в Китае. Да ладно Китай: наберите в поисковике «германские диалекты» — и ужаснитесь их количеству с качеством.
Словом, кому как, а мне очевидно: «Ойкумена» повествует о единственной планете. Нашей. Земле. Миры-близнецы, разбросанные по галактике — отражения стран и народов Земли. Один биологический вид с несколькими расами, свободно скрещивающимися в любых сочетаниях и дающими абсолютно здоровое потомство. Что? Ах, расовые свойства энергетов не наследуются... С этим — к профессору Штильнеру и его детям-близнецам. То-то смеху будет.
На закуску — метафизика. Галлюцинаторный комплекс, он же вторичный эффект Вейса, он же срыв шелухи. Где он происходит? Независимо от местонахождения носителя, его расовой принадлежности и способа выхода под шелуху — всё происходит на поверхности планеты. Будь ты раб на помпилианской галере, психир за работой или антис преклонных годов — оказавшись в реальности эффекта Вейса, ты неизменно попадаешь в какую-либо местность на земной поверхности. И даже космические объекты под шелухой превращаются в земные. Это «ж-ж-ж-ж-ж» тоже просто так?
Ну хорошо, скажет дон Читатель: допустим, вся Ойкумена — гигантская метафора Земли. А зачем, цель какая? Вспомним классика: коли выдумал народ, который ходит на головах — позаботься, чтобы они имели мозоли на макушке. Если всерьёз, по науке описывать расселение человечества по Галактике... Утонешь в мозолях, даже не начавши. Это лишь самая очевидная проблема, чисто техническая. За главной же придётся нырнуть глубже, в психологию. Если бы вместо нескольких рас одного вида в книгах действовали представители многих и многих видов и даже классов — скажите, насколько глубоко вы сопереживали бы каждому из них? Полагаете, так же? Отнюдь. Будь Диего Пераль даже не человеком, а эльфом (классическим, толкиновским) — уже иначе. Сделай же авторы его каким-нибудь орком или гунганом — всё, ребятушки, никакой оды Великой Любви и в помине бы не вышло. Даже если бы Олди, вывернувшись наизнанку, сумели написать историю любви двоих гунганов — мы, человеки, никогда не примем её по-настоящему близко к сердцу. Так и будет с каждой страницы мозолить глаз маркер: «Это не про людей, это ящерицы!»
Так уж мы, бесхвостые обезьяны, устроены: всерьёз отождествлять себя с литературным героем можем лишь когда он принадлежит нашему виду. Или немного другому — но близкому нам. Ещё лучше — воплощающему наши мечты: он красивее нас, сильнее, мудрее, дольше живёт или больше умеет... С толкиновскими эльфами, гномами или хоббитами — можем, хоть и не без косяков. С гоблинами или троллями — нет. Только в пределах ролевой игры, да и там мы отыгрываем людей в роли орков. Не ассоциируем, а именно отыгрываем. Полностью ассоциировать себя с орком сумеет разве что гениальный актёр. И не потому так, что орки уродливы и тупы, хотя и не без того. Всего-то потому, что они — чуждые. Скажете, полно книг, где орк или вампир — главгеры? Разумеется. Но прочтите внимательно: а что такого в этих героях нелюдского? По-настоящему нелюдского, а? Да ничего. Они думают и ведут себя, как люди, у них вполне человеческие эмоции и стремления. Да-да, господа: это тоже мы, просто не узнаём себя в гриме. Так зачем тогда гримироваться?
Правильно — лёгкого макияжа вполне достаточно. Берём обычного сапиенса, приглашаем Игги Добса под тягой — и вот, готов помпилианец. Идеальный, хоть сейчас в Палату мер и весов эталоном. Не хотите помпилианцем? Добс из вас кого угодно сделает — хоть кемчугийского вождя, хоть киттянского извозчика. Форма любая, а содержание? Именно — человек.
Ну что, ещё требуется доказывать, что «Ойкумена» написана про нас про всех, какие к чёрту волки?
Записали в скорой помощи:
«Он назвал сенсея коучем»
Внимание, контрапункт: сейчас мы вступаем в чрезвычайно опасную область! Мало что так не любит брат-литератор, как априорные толкования его творений. Вспомним, содрогаясь, школьные сочинения: «в данном произведении автор хотел сказать»... Скорпион вас закусай, составители пособий и начётчики-учителя! Скольким поколениям учеников вы отбили ладно бы вкус к литературе — способность независимо мыслить и творчески оценивать книги...
... — Да ничего я не хотел сказать, тудыть вашу передекурию через семь корсетов в генеральный штаб противоторпедным зигзагом!!! Читайте книги! Что сами найдёте — то ваше, а что я думал, когда писал — не ваше дело!
Так или примерно так ответит большинство писателей на вопрос из заголовка. А некоторые — с особо тонкой нервной организацией — могут даже в роговой отсек вопрошающему зарядить, и добро, если не с ноги. Утрирую, конечно, но прен-цен-денты могу назвать. Только в личку, пожалуйста.
Почему так? Да хотя бы потому, что писатели тоже люди. Вас раздражает непонимание и неверное толкование ваших слов и действий? Их оно раздражает не меньше. А теперь представьте, что об это непонимание вы спотыкаетесь буквально на каждом шагу. В каждом закоулке интернетов вас поджидают добрые люди со своим бесценным мнением о вашей работе. Лично вашей. Поневоле либо отрастишь броню, как у трицератопса, либо сбежишь из Паутины. Нервы-то не казённые.
Если не зарываться в бездны психологии, филологии и прочих логий, ответить можно просто: всё, что писатель хотел сказать, он в книге сказал. Собственно, для того она и написана. Наша, читательская задача — понять сказанное. Иногда — увы, нечасто! — мы понимаем верно. Несколько чаще находим что-то своё, что автор не подразумевал, но такое понимание тоже возможно. Кстати, многих писателей подобные читательские находки и откровения по-настоящему радуют. Они готовы спорить, ругаться, порой и соглашаться — потому что книга удалась, если вызывает дискуссию. Она ведь только в процессе написания — монолог. И если таковой остаётся по прочтении... Что-то пошло не так, задумчиво пробормотал Колобок, дожёвывая лисий хвост.
Полагаете, хуже всего, если книга не вызывает никаких вопросов, никакого желания договорить, доспорить, до... ? Нет. Хуже всего, когда она вызывает априорное понимание: автор хотел сказать это и вот это, а остальное чешуя и ересь. Такое понимание, как правило, ошибочно, и потому, его услыхав, автор тянется за маузером.
Поэтому и только поэтому завершаю контрапункт универсальной отмазкой: всё, что будет сказано ниже, есть лишь моё понимание романа-эпопеи «Ойкумена» в целом и составляющих его книг — в частности. Так мне прочиталось и понялось, и любой собрат-читатель волен согласиться или опровергнуть. Или добавить своё понимание. Про авторов и речи нет, от них готов стерпеть почти любой разнос. Не потому, что чёрные пояса, а лишь потому, что они — авторы. Они, на минуточку, тему задали, им и модераторские полномочия в руки. Правда, одно условие, друзья-читатели: коли берётесь спорить, будьте добры habeas corpus. Априорных и бездоказательных утверждений мой голова не мочь.
Контрапункт окончен, поехали!
Рассматривать каждую книгу будем с двух точек зрения: её место и роль в структуре эпопеи — и о каких конкретно королях с капустой она рассказывает. Так и проще, и логичнее.
В рамках эпопеи этот роман — экспозиция и завязка. Именно поэтому он так богат на описания и отступления, столь нелюбимые фанатами «чистого действия». Им текст кажется перегруженным сведениями, вроде бы никак не работающими на развитие сюжета и конфликта. Вроде бы — потому что они прекрасно работают, а если кто этого не видит, его проблема. Атомы и молекулы мы тоже не видим, и как это на них влияет?
Неспешно и основательно нас знакомят с миром Ойкумены. Причём изначально с населением знакомят гораздо плотнее, нежели с техникой или космологией. Поищите в тексте описание хотя бы принципа работы гипердрайва... Не ищите, нет его. Зато описания работы невропаста или психира, психофизиологии вехдена или помпилианца — в ассортименте и подробностях. Вот так, исподволь, нас приучают к мысли: эпопея не про космос и технику, она про людей. Про их непростые взаимоотношения, отношения с властью и отношения властей. Человеческое, слишком человеческое...
Первая книга — о Судьбе, Великом Невропасте. О том, как она нас ведёт, и как мы её ведём — брыкаясь, сопротивляясь, подстраиваясь и перестраивая. О том, что перед нею все равны — и помпилианский легат, и борготосский невропаст, и гематрийский мультимиллиардер. А ещё о сотрудничестве и сосуществовании. О том, что даже самые разные люди способны на многое и многое, отринув предрассудки и объединившись. Да, ради выживания — но кто сказал, что объединяться можно лишь для такой цели? Кульминация идеи объединения — создание коллективного антиса. Невозможное становится возможным и вполне реальным, если над ним работают коллективно, с максимальной отдачей, забыв о расовых предрассудках и используя расовые особенности.
Может ли рабовладелец подружиться с рабом? Может ли террорист и диверсант стать другом тому, кого он должен был убить? Что требуется для шага от ненависти до любви? Вопросов много, хватает и ответов на них.
Но всё-таки это лишь завязка конфликта. И коллективный антис — лишь первый шаг на пути больших перемен.
Отчасти это продолжение завязки, отчасти — ретроспектива, отступление по хронологии лет на тридцать назад, с последующим возвратом ко времени событий первой книги и даже немного позже. Новые герои, на первый взгляд очень косвенно пересекающиеся с героями предыдущего романа. Хотя лишь на первый — внимательное прочтение, конечно же, позволит обнаружить немало общих ленточек. Ограничение: главный фоновый герой — уже не вся Ойкумена, а лишь цивилизация Ларгитаса. Ограничение... Залог счастья — так, герцогиня Ван Фрассен?
Ограничения и выбор. Нет, не так — Выбор. Именно о нём этот роман, и поэтому его стоит называть с прописной. Выбор, который мы делаем постоянно всю сознательную — и даже ещё не очень сознательную — жизнь. Который регулярно делают за нас. И за который мы расплачиваемся — сами либо с привлечением окружающих. А ещё — о сложных и противоречивых отношениях человека и Системы. Которая тоже любит ставить винтиков перед выбором. Хочешь учиться на психира? Выбирай: или после обучения ты двадцать лет работаешь, где прикажут, и всю оставшуюся жизнь будешь внештатным сотрудником спецслужб — или на всю помянутую жизнь становишься невыездным. Гусем в кувшине, имя коему — Государство. Просторный кувшин, очень благоустроенный, но всё равно тебе его не покинуть. Или, положим, хочешь взять в жёны телепата? Хорони свою карьеру дипломата, такой вот каламбурчик. Выбор — и расплата за него, где валютой служит твоя свобода. Снова ограничения, опять бедный гусь в кувшине. И так — всю жизнь. Вы счастливы, доктор Ван Фрассен?
А в финале — снова чудо. Обернувшееся таким ограничением, которое врагу бы подарить. Большой кувшин, много гусей в нём, и заперты надёжно да надолго. Чем больше чудо, тем дороже стоит. Живите, гуси. Ждите. А пока...
Пока вернёмся к магистральной линии эпопеи. Тоже с ограничением: на сей раз в фоновых главгерах — Помпилианская империя во всей мощи и славе своей. Столкнувшаяся на задворках галактики с небывалым — своими двоюродными братьями по энергетической ветви эволюции. Причём так основательно столкнувшаяся, что в эту заварушку оказалась втянутой практически вся Ойкумена. И всё едва не закончилось галактической катастрофой. Контакт — и не с ящероморфами какими-то, а с людьми. Которые отличаются от нас на малую мелочь — и как же глубока оказывается в итоге пропасть этого отличия!
Второй слой повествования — антический. Колланты, бывшие поначалу зарёй новой надежды (ещё бы: ведь теперь ходить по космосу пешком может, считай, любой человек, а не единицы, рождённые вывертом эволюции!), превратились в разменную монету большой политики. Да к тому же они в космосе оказались, как и обычные люди, тоже в числе гостей, пусть и привилегированных. Будучи куда слабее природных антисов, уязвимее их, от многих по-настоящему сильных флуктуаций колланты вынуждены спасаться бегством. А тут ещё дорогая тётя Родина выдаёт подарочек: раз помпилианцы-коллантарии, незаменимый компонент любого коллективного антиса, лишаются рабов при первом же выходе в большое тело — лишить их заодно и расового статуса с гражданством. Не доставайся же ты никому!
Однако сами коллантарии не спешат мириться с этим. Изгнали, всё отняв? Из легатов — в полковники, из руководителей исследовательских центров — в подопытные кролики? Ладно, переживём. Ходить пешком между звёздами не запретишь. Не нужны родине — сгодимся человечеству. Ну да, не антисы, но тоже кое на что способны. Кровь, говорите? Антисы пройти не могут, она их съедает? Надо же! Одиночкам-гигантам нужен слабый командир с железной волей? Может ли слабость пройти там, где пасует сила? Природа антисов — одиночество, природа коллантариев — сотрудничество. Можно ли совместить одно с другим, и с какими результатами?
Третий, уже знакомый слой — отношения человека и властей. Конфликт личной чести и верности родине. Куда денется ваша любовь к ней, если вы отречётесь от брата, Юлий Тумидус? Это у родины есть привилегия: сегодня она вас любит, завтра гонит, послезавтра снова любит, ещё сильнее — и кается за ошибочки. Родина вами может торговать, а вы ею — зась. И продолжайте её любить в любом качестве — сына, изгнанника, сотрудника имперской безопасности. Вам всё ясно, унтер-центурион Кнут и отставной легат Гай Тумидус? Ах, уже не отставной... Тем более.
И ещё одна деталь. Третья книга эпопеи — последняя, где главный персонаж один. Или иначе — она первая, где стержневая линия главного героя получает ощутимое дополнение в лице (лицах) второго плана, играющих всё более заметные роли. Герой первой книги — Лючано Борготта, второй — Регина Ван Фрассен. Третьей... ну да, Марк Тумидус, но роль его дяди заметнее и объёмнее, чем, скажем, в книге первой. Да и антагонисты — те самые братья по эволюции — выписаны куда ярче и детальнее, чем это требуется просто для антуража. И фоновый главгер тоже не один: теперь его поддерживает Совет Галактической лиги. Это не дюжина планет Ойкумены россыпью или Ларгитас, как в предыдущих двух романах. И это «ж-ж-ж» тоже неспроста. Мы к нему ещё вернёмся, а пока сделаем пометку, чтобы не забыть.
О да, это любовь! И нечего ухмыляться, сеньоры и сеньориты! Она существует, и более чем достойна романа. И роман тоже получился более чем достойным.
Впрочем, о любви чуть позже. Сейчас об эпопее.
Четвёртый роман на первый взгляд — ответвление от метасюжета. Но это лишь на первый. Да, в масштабах Ойкумены не бог весть какое событие: изрядно битый жизнью Ромео с юной порывистой Джульеттой предпочитают бегство от семейных и отечественных разборок участию в этих разборках. Правда, они волей Судьбы-невропаста используют для побега коллант, официально не существующий в природе. И это в итоге приводит к столкновению государственных интересов Помпилии и гематров. К настоящей войне спецслужб, грозящей перерасти в войну экономическую, а там и в межрасовую бойню.
Скажете, не бывает? Да только так и бывает. Войны затеваются по куда менее весомым поводам, а люди как были, так и остаются разменной валютой правительств. И ещё — снова Выбор. На сей раз — между любовью и честью, между чувством и долгом. Кто сказал, что такой выбор легче сделать, чем предыдущие? Не стояли перед ним, дорогой сеньор — не судите. Иначе рискуете напороться сразу на два туше, от любви и от долга. И будьте уверены: никакая сила в мире не снабдит вас нейтрализатором. Только и останется, что широко улыбнуться навстречу двум самым смертоносным и животворным клинкам Ойкумены.
Любовь и честь — кто одолеет? Можно ли им договориться? А люди с флуктуацией договориться могут? Да чёрт с нею, с флуктуацией: хотя бы между собой они способны договориться наконец?!
Люди, как выясняется, очень даже могут. Иначе бы как они создали коллант? А вот правительства — состоящие из людей! — могут быть лишь временными союзниками. И лучше всего они дружат против кого-то третьего, тоже государства или расы. Что же с нами такое происходит, когда мы работаем на уровне крупных сообществ? И что нужно, кроме банальной выгоды, дабы облечённые властью человеки доросли до такой простой идеи, как объединение? Ресурсов, государств, сообществ... Великий Космос, ну хоть ты им настучи по головам, что ли! Молчит, зараза. Сами, молчит, разбирайтесь. А сами, как выясняется, могут плохо. Даже Галактическая лига не помогает.
Напоследок вернёмся к помянутому «ж-ж-ж» — полифонии героев и ракурсов. Четвёртая книга эпопеи её нам демонстрирует в полный рост. К Диего Пералю здесь присоединяется целый взвод попутчиков, играющих роли не меньшего значения, чем роль маэстро. Кое-кто нам знаком по прежним книгам, другие пусть незнакомы, но прямо или косвенно связаны с этими кое-кем. Сюжетная линия Джессики Штильнер, например, занимает фактически около четверти объёма трилогии, если учесть всех, кто с нею связан (авторы поправят, если ошибаюсь, но у меня осталось именно такое впечатление). Точка зрения, с которой ведётся повествование (или, если хотите — точка размещения камеры) регулярно меняется: вот от Диего Пераля она переходит к Гилю Фришу, тот передаёт её Криспу Вибию, от него камера попадает в распоряжение Луки Шармаля, который вручает её родной внучке... Такая «перепасовка» придаёт объём и глубину общей картине, одновременно приучая читателя рассматривать любое событие с разных позиций. Иногда это оборачивается совершенно неожиданной стороной (остранение, Виктор Борисович?). Например, Марк Тумидус, которого мы успели искренне полюбить в предыдущей трилогии, здесь выглядит на удивление неприятно. Порой ловишь себя на злорадстве, когда у него что-то не получается. А уж эпизод с возвращением Пробуса в усадьбу Пшедерецкого просто-таки режет по живой нити — ненависть любимчика Главной Суки к главному герою объяснима и понятна, но от этого она приятнее не становится. Привыкайте, господа, множественность ракурсов подразумевает и множественность точек зрения. Дальше будет только сильнее и больнее, выбирать сторону придётся всё чаще. А может, просто не надо выбирать? «И ты, Сарра, права...»
Все правы, каждый по-своему. Вот вам и ещё один глобальный конфликт — столкновение одной правоты с другой, не менее обоснованной. Их обеих — с третьей, и так до скончания века. Конфликтуют люди, конфликтуют народы, конфликтуют расы. Каждый орёт «Я прав, я!» — и за этим ором не слышно тех немногих, кто пробует шагнуть навстречу противнику, предложить ему спокойно обсудить проблему, найти общее на всех решение. Да что там не слышно! — этих немногих свои же и прибьют, обвинив в предательстве родины...
Стоп. Что-то я размахнулся, ведь об этом в четвёртой трилогии ещё лишь намёком... Правильно. Именно отсюда, незаметно и неодолимо, как хорошо воспитанный антис, стартует пятая трилогия эпопеи. Полетели?
Мечется по космосу жизнь. Даром, что волновая, антическая — на деле бестолковая, маленькая, угодившая в дурную компанию. А за нею гоняются две многомиллиардных расы во всей силе и дури своей. И каждая кричит: «Моё!!!», каждая норовит вырвать жизнь у противника. Любой ценой, никакая не чрезмерна. Ручки-ножки жизни поломаем? Ерунда, новые вырастим! Война до полного истребления противника? Фигня война, устроим!
Топчется в ожидании смерть — дурно воспитанная старуха с кремнёвым топором. Дожидается момента, когда сможет размозжить этим топором голову слепому карлику. И рвёт жилы в попытках спасти карлика от смерти профессиональный убийца с богатым практическим опытом. Спасти — или хотя бы дать умереть спокойно. А прочие в это время пьют пиво или яблочный сок, не догадываясь о терзаниях и дерзаниях убийцы. Некоторые догадываются, кое-кто даже знает, и отговаривают его — дескать, брось ты эту безнадёгу, сам не мучайся и старика не мучай.
Снова Выбор, замечаете? Только нынче уже самый тяжкий. Жизнь и смерть — то, с чего начинается и чем заканчивается любая история. Если она, конечно, настоящая история. То, в чём едины все люди, независимо от расы и положения в обществе. Может, хотя бы на жизни и смерти они смогут договориться?
Ага, держи карман! Сами видите — в погоне за единственной жизнью люди умудрились поубивать уйму людей. И собирались убить ещё уйму в десятой степени. Даже по дороге в чёрную дыру мы найдём время и силы вырвать друг другу кадыки. Кабы не антисы... Антисы не участвуют в войнах людей. Но бывают исключения: они вступают в эти войны, чтобы их прекратить. Поскольку сами люди не в состоянии вовремя остановиться.
Хотя почему не в состоянии? Например, руководитель отдела научной разведки одной расы и руководитель антического центра другой смогли договориться. Наплевав на запреты и рискуя собственными жизнями — но смогли же! Правда, руководство государств умудрилось плоды этой договорённости едва не обратить в мировую войну. Когда бы не антисы...
Пятая трилогия эпопеи не просто возвращает нас к метасюжету. Здесь обретают кульминацию все линии, заложенные в предыдущих книгах. Стреляют все ружья, старательно развешанные по стенам дома Ойкумены. Именно поэтому у пятой трилогии самая сложная и витиеватая композиция. У неё нет главного героя, потому что на переднем плане — да что там — на переднем крае! — оказались все. Гай Тумидус и Лусэро Шанвури, Ян Бреслау и Рама Бхимасена, Гюнтер Сандерсон и Вьяса Горакша... Камер столько, что поневоле удивляешься, как авторы их умудряются контролировать. Впору заподозрить, что оба прошли обучение на Сякко. И даже в этом случае остаётся страх: а ну как не удержат все нити в руках, и кукла Ойкумены пойдёт вразнос? Если бы не антисы...
Грррм. Что-то у нас куда ни кинь, всюду антисы. Ойкумена на них клином сошлась?
Выходит, сошлась.
Антисы тоже люди. Но это ещё и чудо. Настоящее, чудеснее поди найди. А что с этим чудом делают люди? Используют в качестве дворника. Ну да, космических масштабов, но всё-таки дворника. Да ещё и норовят притянуть к политическим разборкам. Нет, кто бы спорил, люди действительно так устроены: сперва чудом восхищаются и даже ему поклоняются, постепенно же находят ему чисто утилитарное применение. Продолжая, впрочем, поклоняться и восхищаться, одно другому не помеха. И всё же чуды тоже люди. Они проживают обычную человеческую жизнь и умирают. Не совсем как люди, даже совсем не так. Но умирают. У них есть дети, которым нужен бассейн и большая жилплощадь. Есть жёны, которые замечательно умеют играть блюзы. Есть друзья, которые смогут удержать мечущегося Н'куйя в момент смерти. Но ещё у них есть раса, в которой они рождены. Или, если хотите — государство. Оно их выращивает и воспитывает, готовит из чуда космических дворников без страха и упрёка. Ставит чудо на службу человечеству, не забывая при этом намекнуть — слышь, чудо, ты учти: человечество, конечно, звучит бла-а-родно, но всё-таки на первом месте у тебя твоя раса! Твоё любимое государство, которое тебя вскормило и выпоило, а теперь желает тобой малость поторговать. Так что уж будь такое доброе, послужи интересам.
Интересы рвут Ойкумену на части, подгребают их под себя и норовят выхватить у противника кусок повкуснее. А ты, чудо, не только дворник. Ты ещё и оружие, да такое, что любое технологическое оружие — тьфу, и растирать нечего. Давай, родимое, шевели лучами и волнами во имя и на славу отчизны!
Вот чуду и надоело. Оно ведь тоже человек, у него не только лучи и волны, у него жизнь и смерть, любовь и честь, долг и выбор. Ну и нервы, как без них.
Великая Помпилия ждёт. Т-служба Ларгитаса ждёт. Шри Рачапалли и махараджа Аурангзеб ждут. Скорпион ждёт. Все ждут — объяснений, действий, оправданий. И ни одна сволочь не умеет и не хочет ждать долго. Это не хотят, но умеют простые люди — например, под Саркофагом они ждут двадцать лет.
Они дождались. Одна бригада чудес расковыряла Саркофаг изнутри, другая подумала — и учредила новую расу. Пока немногочисленную, но с перспективой расширения. А главное — с переквалификацией из дворников в миротворцы. Поскольку этим упёртым человекам, норовящим сожрать друг друга даже на пороге смерти, ничем иным мозги не вправишь. Только напугать до мокрых подштанников, только настучать по упрямым бестолковкам. Только заявить во всеуслышание: знаете что, дорогие человеки? вы нас так достали, что мы от вас отделяемся! Да не просто отделяемся, а ещё и оставляем за собой право вмешиваться в вашу, драть её метлой, политику. Принуждать вас, дуболомов, разойтись на безопасное расстояние и вернуться к мирным переговорам. Вспомнить, что война — инструмент политики, но самый последний, самый грубый и самый нежелательный. Что армия и флот не единственные союзники государства, а главное их назначение — не воевать, но защищать. Они нужны не для войны, а чтобы войны не было. Если вы, люди, не в состоянии уяснить эту простую мысль, мы, антисы, вам в том поможем.
А мы — поддерживают их менталы — поможем одолеть сперва страх перед смертью, а там и самоё смерть. Это непросто, но возможно. Бонусом — методика поздней инициации, создания антисов так же, как коллантов. И да: если дорогое государство не угомонится с попытками торговать нашим братом, мы тоже, глядишь, объявим об учреждении собственной расы. Объединив усилия с сякконцами, чтобы ни у кого не возникало позывов излишне давить на нашу хрупкую психику. Спросите у Тирана, каково это — жить со Скорпионом на горбу. У менталов тоже нервы, они вообще ими работают. Ну что, ребята, давайте жить дружно?
Последнее, конечно, уже домысел, но подсказанный логикой событий. Я бы на месте менталов так или примерно так поступил. Или хотя бы пригрозил таким раскладом. Особенно на фоне того, что для новой методики создания антисов, не говоря уж про бессмертие, менталы столь же необходимы, как помпилианцы и невропасты при создании колланта. И лучше им вовсе не зависеть ни от каких властей. Во избежание.
Итак, выбор сделан, победа за нами. В смысле — за жизнью. Практическое бессмертие, и Гай Октавиан Тумидус — пророк его. В перспективе — председатель Совета Галактической лиги. Ружья исправно отстрелялись, сёстры разошлись по домам, ощупывая дарованные серьги... Что дальше?
Вселенной никогда не быть прежней. С другой стороны, учитывая фактор времени, о Вселенной это можно сказать в любой момент. Всё течёт, всё изменяется. Неизменна разве что глупость людская, ну да с этим мы живём давно, привыкли. Опять же, теперь есть раса исполинов, которая может крайние проявления этой глупости успешно блокировать. В общем, дела у Ойкумены выглядят неплохо. И перспективы тоже в целом пристойные.
Давайте высадимся на Землю. Если принять за основу, что галактика Ойкумены — метафора Земли, финал получается хоть куда. С единственной оговоркой: у нас, дорогие мои земляне, нет антисов и менталов. И вряд ли завтра. Нам со всеми нашими проблемами разбираться самостоятельно. Некому спуститься из Космоса и настучать по самым безмозглым, самым горячим головам. Некому в них вдолбить миролюбие и готовность к сотрудничеству вкупе с уважением к национальным особенностям. Всё придётся делать самостоятельно. Притом, что, как говаривал один известный политик, «нам сейчас, как никогда, важно держаться вместе — или будем висеть порознь».
Я знаю, что это невозможно. Я хочу знать, как это сделать.©
По мне, Олди дали более чем прозрачный намёк, как это можно сделать. Намёк размером в эпопею — куда уж заметнее? Сотрудничество, господа. Причём не просто сотрудничество, а горизонтальное. Не дожидаясь, пока народные избранники («...в возможность из трёх сотен негодяев построить честное правительство стране») что-то сделают толковое в этой области, делать самим. Обходя законы, игнорируя их, используя дыры — но сотрудничать напрямую, без начальственного соизволения. Благо, нынешние коммуникации позволяют это делать, не вставая с кресла. Ян Бреслау и Рама Бхимасена подтвердят: горизонтальные связи намного эффективнее и результативнее, чем бесконечные перепасовки по инстанциям и согласования в сферах. У этих двоих получилось — и они указали путь. Как по мне — единственный в условиях отсутствия высшей силы (или её бездействия, или неспешности — как кому удобнее понимать). Разумеется, кто-то должен начать — так отчего не я или вы? Для затравки можно, скажем, помириться со старым другом, с которым вас развели политические дрязги властей. Поверьте — радость от этого примирения несравнима ни с каким сознанием правоты. Это будет отличное начало, закрепляющее привычку к победе.
На Земле нет антисов и менталов. Какое бы чудо ни могло нам помочь — его, как хороший экспромт, придётся долго готовить. Самим, своими руками, не забывая их мыть почаще, а умывать пореже.
Вселенной никогда не быть прежней.
А Земле?
Июль — октябрь 2020 года, Обнинск — Любицы