Список желаний

Ваш список желаний пуст. Перейти в каталог?

Андрей Валентинов о романе «Черный Баламут»

25.07.2019

Статьи Андрея Валетинова (А. В. Шмалько) об эпопее "Черный баламут". Печатались в изданиях из серии "Триумвират" - "Гроза в Безначалье", "Сеть для миродержцев", "Иди куда хочешь"


ОСОЗНАНИЕ ВЕЧНОСТИ

"Чем славится индийская культура?" — вопросил в давние годы некий бард.

Его ответ, нам всем известный, ныне нуждается в уточнении. Артиста Раджа Капура мы подзабыли, многорукого и клыкастого Шиву так толком и не узнали, а йоги тихо адаптировались и растворились на родных просторах. Зато некоего земляка всех вышеупомянутых довелось изучить поближе. Вот уже не первый год покоя нет от оранжевых балахонов, бритых голов и чего-то гремящего — то ли литавр, то ли кимвалов. И стоит многогласый вопль над страной: "Харе-харе!" Юный пастушок с дудочкой, до всяческих утех гораздый, пасет плешивое стадо. Близок стал он нам, Господь Кришна. Даже зэки, души отпетые, целое слово придумали: "харекришничать" — то бишь дурака валять, под верующего "каная". Странно, поистине странно сопрягаются цивилизации!

Честно говоря, путь Генри Лайона Олди от мира Бездны через мир Мечей, просторы златовратых Микен и густонаселенного Китая прямиком к пастушку с дудочкой поначалу насторожил. А если и не насторожил, то вверг в определенное недоумение. Дивны пути творчества! Чуден его поток, несущий авторов от книги к книге через водовороты и мели. На первый взгляд, странные дела творятся. Генри Лайон Олди тем и прославился (-лись), что еще во "времена укромные, для нас "почти былинные", сумел (-ли) на выжженой почве советской фантастики промеж ржавых звездолетов с серпами-молотами создать свой мир, потрясший воображение фэнов; да так, что доверчивый люд разом зачислил Дмитрия Громова и Олега Ладыженского в англичане. Ибо не под силу нашим, загрузшим в "твердой НФ", миры творить! Ходили, ходили легенды по фэндому, что ежели сэр Олди и не в родстве с Профессором, то по крайней мере из его гнезда, из славных "инклингов". И до сих пор переиздают "Бездну Голодных глаз", уже ставшую классикой постсоветской фэнтези.

А следом появился "Путь Меча" — и вновь восхищенный вздох. Казалось бы, вот он путь, вот он, стрежень! Ибо сие суть пилотаж высший, мало кому доступный — творить свои миры. Именно свои — не ублюдочные подобья западных эпигонств с баронами-драконами, а нечто совсем новое и, одновременно, странно узнаваемое. И стал всем, кому фантастика мила, ведом писатель Олди, творец Миров. Но вдруг... Но вдруг авторы пишут о Геракле. Да так, что не фэны (что фэны, народ простой и доверчивый!), сами издатели посчитали новый роман историческим. Издать — издали, и хвалить — хвалили (и впрямь — прогремел "Герой", до сих пор отзвуки слышны), но вопрос остался. Зачем?! — из миров сотворенных в мир реальный (или почти реальный, но для простодушного читателя сей нюанс не всегда уловим).

А следом — Карпаты позднего средневековья, монастыри и дворцы Китая... Что это с нашим англичанином? Зачем из бога-творца, Миры создающего, в археолога превращаться? И ведь что любопытно? Не один сэр Олди таков. Ежели его коллег, на эсэнгэшных просторах тусующихся, взором окинуть, то руками разведешь. И землячка нашего англичанина, госпожа Мэдэлайн Симонс, и godfather Сатанга одессит-москвич Вершинин — все туда же, в Историю, в самую глубину. Почему? Почему новый роман Генри Лайона Олди повествует об Индии бронзового века, а не к примеру о стране Ы, что спряталась в паралелльной вселенной У?

Ответ первый, неточный — реальная Матушка-история такое накрутить может, что самому Профессору не снилось. И не во грех Профессору сказано сие, ибо мир этот грешный сотворен Тем, перед Которым наши доморощенные демиурги все же слабоваты. Так что же, апелляция к Истории — нечто вроде свидетельства о бедности? Но ведь в том и вызов, в том и соблазн — попытаться, сотворить, построить! Удалось же Профессору, удалось Льюису, удалось леди Урсуле! И сэру Олди тоже удавалось, о том речь уже шла!

Да, ответ неточен, и мигом напрашивается ответ второй. А суть в том, что сам вопрос некорректен. В Историю ли ныряют почтенные авторы со своей творческой ладьи? Или миры, в которых их герои ныне здравствуют нам на радость, все-таки не такие уж реальные? Пусть и Микены существовали, и Алкид подвиги совершал, и даже кентавры Пелион копытами попирали (кто ее ведает, эволюцию?), но Мир Олимпийцев и Мир Старых — это уже точно нечто, в учебниках незафиксированное. И Великий Здрайца, по дорогам Речи Посполитой шастающий — откуда он? Откуда черти китайские? Где-то здесь — ответ. Нет, не упростили авторы себе задачу, а лишь сложнее сделали. Ибо теперь в их романах — не просто сотворение Миров, а их сопряженность. Мир, когда-то реальный, подлинный до последней заклепки на доспехах. Мир небывший, но памятный — фольклорный, в сагах и рагах до нас дошедший. И Мир авторский, в оба первых Мира проникающий.

Выходит, что берут на себя авторы всю тяжесть теодицеи — великого вопроса, который еще в древнем Шумере покоя людям не давал. Люди и боги, мир Земной и мир Небесный... Откуда Зло? Откуда мы? Кто мы? Куда идем? И если искать ответ, то именно в таких мирах, которые ныне творит двуликий сэр Олди. Все верно. Но почему ответы должно искать в Индии? И не спешите обвинять: дескать, культура Индии (как известно, древняя и великая) не люба автору этих строк. Напротив. Но всему свой час и свой предел. Что нам "Махабхарата" и что мы "Махабхарате"? Был, был у меня знакомый, все тома великой эпопеи скупал подчистую. Скупить-то можно, томов двадцать пять по слухам, но прочитать! понять! и тем более рассказать по-своему! Да и зачем, спрашивается? Ну, Кришна, ну, суры-асуры, в смысле боги-демоны, с клыками и без; ну, очередная Империя-монстр, строенная, строенная — и недостроенная.

Толку-то? Ближе, что ль, примеров не найдем?

Правда, этакая странность — с первых же страниц нового романа подмечаешь близкое дуновение. Мелькнет словечко-другое — и русским духом повеяло. Эх, Русь-Гималаи, близнецы-братья из одного арийского стана! Там слово, там фраза, а вот и персонаж явно из ближних палестин. Агни превращается в Огнь, Варуна в Бурун-Водоворот, барбары, как выясняется, и в долине Инда именно барбары, в смысле "заики-дикари"... И не заметишь, как зеленые индийские просторы Бог всть какого тысячелетия "до" начинают снегом покрываться. Натяжка? Прием? Правда? В конце концов, отчего бы и нет? Если благодаря взгляду в несусветную даль мы станем хоть чуть-чуть зорче к собственным осинам!

Но авторы посмеиваются втихомолку: слой этот лишь первый, как кожура бесконечной луковицы. И вправду. На Поле Куру который день миллионы людей перемалывают друг друга, не хуже чем под Сталинградом или Берлином, а бог Индра-Громовержец вяло занимается самокопанием, выискивая причину утреннего сплина. Что ему очередное побоище? Разве что косым взглядом скользнуть, перед тем как потрепать по соответствующему месту подвернувшуся под руку апсару. Богу, как известно, богово, ему мир поддерживать, энергетическое равновесие хранить! Свастика Локапал — это вам не кровушкой спозаранку умываться! Вот она, божья работенка: полдесятка небожителей мысленным оком мир обнимают. Человеки, человеки, судьба ваша муравьиная! Ну, еще одну империю сооружать вздумали, еще одну башню вавилонскую громоздить!

Смешно богу, странно — и не особо интересно.

Снимаем кожуру дальше и видим нечто новое, нам, европейцам, дивное. Эх, напрасно Индра, молодой да глупый, на апсар поглядывает да с Гарудой-Проглотом лясы точит! Ибо странно сотворен сей мир — человек-букашка тоже способен на потрясение основ. С миру по нитке, с доброго дела по щепотке — и набирается Сила, копится Жар, пред которым и господа боги щенками выглядят. В стороне западной, где Зевсы с Прометеями никак ужиться не могут, сие богоборчеством сочли бы; а здесь — в самый раз. Не остается праведник без награды, да вот беда — награды он себе он может востребовать всякой. В том числе и такой, от которой Мироздание вверх тормашками станет. Поистине Индия — страна чудес! Последний негодяй и мерзавец главу пеплом осыпет, пару пятилеток на гвоздях поспит — и сам, глядишь, богом станет. Разберись, Индра!

Некогда, некогда Индре разбираться. Сплин во-первых, а во-вторых, собственные коллеги то и дело норовят учинить бучу. То Шива, который многорук и клыкаст, то братец Вишну; а вон на горизонте и пастушок Кришна промелькнул. Тот самый: Кришна Джанардана, Черный Баламут. Не зря назван, ибо задумал... впрочем, время прикусить язык.

Сии тайны пусть читатель сам откроет.

Боги, боги! Может, правы язычники? — чем-то они на нас, людей, похожи. Если так — ну и Бог (который Истинный) с ними! Да в том беда, что не могут они без людей. Очень нужны им люди для божественного штукарства. Страшно нужны!

И порою — очень страшно...

Внимание, читатели! Внимание, ценители философских боевиков Генри Лайона Олди! Вот оно, наконец, главное, что легко ухватывется во всех мирах, сотворенных единым в двух лицах писателем! Боги и люди, всесильные и бессильные — по очереди. Красная нить, затканная во все полотна. Боги нужны людям — а как иначе? Но и люди нужны богам! Хотя бы для игры в шахматы — вместо пешек. Ведь и шахматы изобрели аккурат там же, где Шива с Вишной обретаются.

Пройдет пешка долгий путь, глядь — ферзь на доске, отойди-подвинься!

И это было. Читавшие роман о Геракле, о герое-молнии, выращенном Зевсом и Ко на страх супостатам, конечно, помнят. Но каша, заваренная Черным Баламутом, куда круче. Боги-олимпийцы — сущие дуболомы по сравнению с их "коллегами" со склонов Гималаев. Даже не дуболомы — пеньки. Под индийским небом готовятся дела пострашнее. Финал мы уже видим с пролога: Армагеддон на Поле Куру, когда родичи и друзья рвут друг друга в клочья, словно потеряв (а порой и вправду потеряв) разум. Но это убийство миллионов готовилось долго — очень долго, не год, и не десять лет.

А началось все с маленького мальчика, которому приспело время найти подходящего учителя... Вновь вспоминается: юный Алкид рядом с Хироном Кронидом, разве что Алкида зовут теперь Гангеей Грозным, а Хирона — Рамой, и не просто Рамой, а Рамой-с-Топором. Что поделать — вечный сюжет! Все народы — братья, и мифы, ежели подумать, лишь вариации на тему единого мотива. Но сходство это лишь кажущееся. Иная судьба будет у Гангеи Грозного, иной ему крест нести — и крест этот, пожалуй, тяжелее, чем у его далекого собрата. Не крест даже — Сизифов валун. Конечно, у Геракла — и Гидра, и Кербер, и божественные родственнички впридачу. Но царевичу Гангее тоже выпадет нелегкий путь.

Путь человека — от мальчугана-пустосмеха до седого правителя, вечного регента — и есть, пожалуй, самое главное и интересное, что имеется на страницах этой непростой книги. Люди остаются людьми, что бы ни делали с ними небесные штукари. Эта вечная констатация вовсе не основание для гордыни. Отнюдь! Человек не всегда звучит гордо. И не только потому, что слаб. Сотворенный (в данном, индийском случае, неким Плотником) по образу и подобию, он и сам принимается творить. Увы, увы! Недалеко ушел человек от небожителей! Иногда такое сотворит, что и Шиве, многорукому и клыкастому, дивно. Дивно будет и читателю, пустившемуся в путь вместе с царевичем Гангеей. Славная Индия седых времен с новорожденными кастами и замшелыми (не с палеолита ли?) традициями ничуть не понятнее, не лучше и не гуманнее нашего XX века. И что скверно — большую часть трудностей сам человек и воздвиг!

Читателю впору воскликнуть: "Да чего же вы там, братья?! Зачем вам себе западни рыть? Зачем строить очередную башню вавилонскую? Неужели опыт тысячелетий..." Стоп, стоп, стоп! Во-первых, у Гангеи и его земляков этого опыта как раз и нет. Они, их жизни, и станут опытом — для нас, ничему не научившихся. Вот она, связь времен! Люди остаются людьми — точнее, младенцами, не помнящими уроков. И об этом тоже говорится в романе. А в-вторых, все еще сложнее, еще горше. Горе тому, кто желает обмануть малых сих. Горе богу, желающему сыграть в шахматы миллионами обреченных фигурок. Горе Черному Баламуту, который...

Но об этом лучше узнать, прочитав книгу.

Первый том — лишь начало. На полях Куру погибают последние бойцы, Индру-Громовержца все еще терзает сплин, а параллельно развивается история, долгая, как жизнь, и как жизнь интересная. История о богах и людях далекой и непонятной Индии, которая, ежели приглядеться, оказывается не такой уж далекой и вполне понятной. И я надеюсь: это понимание, которым щедро делятся с нами авторы, позволит хоть чуть-чуть, но приблизиться к пониманию Вечности, из которой мы вышли и в которую вернемся.

Откройте "Черного Баламута" — время, потраченное на это, воистину будет потрачено не зря.

ВЫМОСТКА АДА

Вначале — о слонах.

В давние годы великий Алишер Навои сравнил своего индийского собрата по перу Амира Хосрова Дехлеви со слоном. И был в этом сравнении не в упрек, а, напротив, преклонение и зависть к мощи и силе таланта. Ибо:

Иль не слоном таким же надо быть,
Чтоб с хоботом слоновым хобот свить?

И мушка хоботком наделена,
Но муха не соперница слона.

Продолжая смелое сравнение, уподобим слону всю цивилизацию древней Индии. Поистине нет сравнения точнее: тут и сила, и острый разум, и звериная ярость, и — загадка. Да и сам клыкастый с хоботом еще в давние годы стал символом Индостана, почти что тотемом. Даже среди богов тамошних вполне равноправен: вспомните Ганешу, слоноголового интеллектуала!

Но сходство простирается и дальше. Древняя, утонувшая в сумраке веков, культура столь же труднопознаваема, как и слон, встреченный среди ночи. И вот рождаются легенды: один нащупал змею, другой — колонну, третий — острый рог. Оранжевые кришнаиты и доморощенные йоги — поистине не самые отъявленные слепцы! Познание индийского слона многотрудно, и лишь немногие способны объять смелым взглядом могучего зверя, на чьей спине когда-то покоилась Земля.

"Черный Баламут" Генри Лайона Олди подходит к зениту. Вторая книга — сердцевина замысла. Но уже ясно, сколь грандиозен этот замысел и сколь непрост! На днях некий почтенный индолог воздал хвалу смелым харьковчанам Дмитрию Громову и Олегу Ладыженскому за глубокое знание предмета. Нет слов, он прав. Среди написанного и переведенного, никто еще не проникал так глубоко в темные недра мира "Махабхараты". Внимательные читатели первой книги "Баламута" не разочаруются, открыв вторую. Но соль замысла не только в смелой игре на поле давних легенд. Авторы будто чувствуют опасность мифо-этнографического толкования их замысла. И как первый звонок для нас, читателей — странный эпиграф, повторяющийся в обоих книгах. Строчки поэта, в Индии не бывавшего, об Индии не писавшего. Александр Галич, когда-то отторгнутый неблагодарным Отечеством, и ныне в Отечестве почти забытый:

Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,
Не бойтесь моря и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет:
— Я знаю, как надо!

Эпиграф повторяется из книги в книгу — разные строфы одного стихотворения. Не зря, ох, не зря! Авторы словно предупреждают нас, намекают, указывают...

А собственно, отчего нам бояться того — или тех, кто уверен, что "знает, как надо"? Знает — тем лучше. Смутные времена, в которых довелось обретаться (чем не Эра Мрака, наступившая после побоища на поле Куру?), заставляют беспрестанно оглядываться в поисках если не вождя, то проводника. Бог весть, может, кто-то и ведает, какой тропинкой выбираться, по каким вехам идти? Вот и идем за очередной спиной, смутно догадываясь: и этот обманет. Но обман обману рознь. Добро, когда дело кончается пустым кошельком да испорченным на месяц настроением. Беда, если вождь-проводник на мелочи не разменивается. Что там кошелек! Иным даже жизнь мало отнять — на души бессмертные глазом косят! И авторы предупреждают: бойтесь! Ибо стоит поверить такому, как тут же начинается воздвижение Ада.

Наверно, до сих пор многими не забыта давняя песня великого Барда. Помните?

Переворот в мозгах из края в край,
В пространстве масса трещин и смещений.
В аду решили черти строить рай,
Как общество грядущих поколений.

Как известно, история эта ничем хорошим не кончилась — ни для Всевышнего с ангелами, ни для грешников, ни для завербованного раем черта с фамилией Черток. Но притча Владимира Семеновича — все же не худший вариант. Конечно, плохо, когда в аду рай сооружают. Непорядок, соблазн даже. Но куда хуже, когда средь райских кущ кто-то очень умный и очень находчивый закладывает первый камень персональной Преисподней.

...Летит, летит Гаруда-Проглот к Громовержцу Индре. Летит, перья теряет, весть несет — да какую! Весть эта не только на птичью, но даже на слоновью голову Ганеши не налезет. Ибо объявились в Вайкунтхе, райском саду Вишну-Опекуна, демоны-ракшасы. Не с похмела забрели, а постоянно прописались, и не для отдыха — для работы. Дивится Гаруда, поражается уставший от сплина Громовержец, на разведку собираются, словно Штирлицы какие-то. Тут бы и нам, читателям, удивиться, да только с удивлением нынче туго. Иные эпохи. Ибо с времен Великой Бхараты много утекло воды и еще больше — крови. Нам не надо объяснять, зачем нужен Ад. Тем более — в Раю. И это было. С нами, со страной, с миром.

Ад всегда нужен. Во-первых, для порядка, чтобы райские кущи с бесплатными булочками и крутобедрыми апсарами больше ценились. А, во-вторых, нужен сам по себе. Чтобы был. Ибо от Рая польза сомнительна, разве что в плане агитационно-пропагандистском. Зато Преисподняя поистине неисчерпаема, как золотые шахты Колымы или Туполевская "шарага". Но... Не будем забегать вперед, многоуважемый Читатель, ибо для того и книга эта написана, чтобы заглянуть в недра рукотворного Ада — одного из многих, за долгие века сотворенных. Все там будет — и грешники, на благо всего Рая силы отдающие, и "вертухаи" из раскаявшихся зэков-ракшасов, и нечто совсем знакомое — "шарага"... то есть, конечно, "шараштха", что на благородном санскрите означает ни много, ни мало, "спасение насильно". Это уже почти родной лексикон. Ведь еще в недавние годы некие заведения носили жизнеутверждающее имя "исправительно-трудовых". А что несознательные "исправляемые" оные лагеря в "истребительно-трудовые" перекрестили, так и тут параллель. Ибо филиал рукотворного Ада имени Вишну-Опекуна "опекаемые" из "Приюта Вещих Мудрецов" переименовали... Но об этом лучше тебе, уважаемый Читатель, прочесть самому. Об этом, и о том, чем занимались "яйцеголовые" брахманы в "шараштхе", какие опыты и над кем ставили, и чем это в конце концов завершилось. Потому что и это, хоть страшная, но присказка, за которой следует совсем не сказка, а вполне правдивая (несмотря на весь индо-брахманский антураж) история. Ад в Раю и сам, конечно, интересен до невозможности, как "вещь в себе" — и какая! Но еще любопытнее то, на чем сей Ад стоит. Так сказать, фундамент. Опора.

С этим — полная ясность. Какими намерениями выстланы подъездные пути к упомянутому заведению, равно как и сама полезная площадь, уже никто не спорит. Но весь интерес — а точнее, ужас — в том, что намерения и вправду можно счесть за благие! И не просто можно! Порою кажется — нужно!

Какое бы ни было небо над нами — индийское, насыщенное южной синевой, или наше, блеклое и холодное; какой бы век ни стоял на дворе, всегда найдется тот, кто воскликнет: "Сколь плох наш мир! Сколь он несправедлив!" И будет прав. Грешные люди на грешной земле не первую тысячу лет задаются страшным вопросом — почему? Атеистам легче, ибо прост их ответ, еще проще — лекарства. К счастью мир, разрушаемый насильем до основания, все-таки в своей основе оставался прежним по причине людской короткорукости. Лишь Век Двадцатый дал верные средства, сравняв последнего лейтенанта в ракетной шахте с самим Шивой-Разрушителем. Но это уже беда наша, она за пределами романа. А людям верующим и в давние года становилось не по себе. Если плох мир, если плохи люди, то отчего Божество терпит зло?

Вновь этот вопрос — непроходимый, поистине свинцовый и страшный. Все религии, все пророки прокладывали свою Теодицею — оправдание Божества, зло терпящего. Пожалуй, лишь в книге Иова Господь изрек просто и правдиво: не ваше, мол, человечье дело, сапиенсы! Но такую правду принять трудно, почти невозможно. Да и нужно ли? Конечно, не в человеческих силах с Божеством состязаться, мир улучшая. Впрочем, люди, герои "Баламута", не ведают такого соблазна. Соблазн в ином, еще более страшном. Ибо бог (не Бог, но все-таки один из самых-самых, Вишну-Опекун, не кто-нибудь!) сам решил улучшить мир. Причем кардинально — сначала до основания, а затем... А затем бысть Прекрасному Новому Миру, в котором жить Новым Людям — долго, счастливо и хорошо. Жить — и славить того (Того!), Кто сей мир изваял. Как говаривал один из персонажей этой книги, и закон будет соблюден, и польза несомненна. А поскольку ждать год за годом, юга за югой, пока Старый Мир переменится, слишком долго — то хорошо бы процесс ускорить. Писал же некий Поэт-атеист, героев Книги всуе поминая:

Довольно жить законом,
Данным Адамом и Евой!
Клячу истории загоним!

Эх, наивный Владим Владимыч! Истории! Клячу истории загнать немудрено. Да только для Прекрасного Нового Мира одной клячи мало, здесь табуны подавай! Не только клячу истории, но и всех прочих до пены на худых боках гонять придется. Для того и Ад создан, да не где-нибудь, а в Раю-Вайкунтхе, для того и не пустует "шараштха", где зловещие (то есть, конечно, "вещие", ну да ты, Читатель, догадался!) мудрецы годы напролет нешуточными делами заняты. Тут и физика Жара-Тапаса, тут и "варносоциология", ну и, конечно, биология. Последняя в особенности, ибо жить в Прекрасном Новом Мире имени товарища Опекуна, равно как создавать оный Мир, надлежит Новым Людям. И для этого мало Рахметьева с его гвоздевой його-подготовкой и мазохиста-Корчагина со шпалой на плече. Человек должен быть поистине Новым. Вот тут и загнанная кляча биологии пригодится вкупе с генетикой. Зачать непорочно, запрограмировать, вырастить...

Вновь, как и прежде, когда приходилось читать первую книгу "Баламута", вспоминается иная книга — "Герой должен быть один" — всего того же двуликого англичанина сэра Олди. Перекликаются мифы, суеверная память человеческая, через века и пространства. Там тоже героя творили на страх супостатам. Творили, правда, безо всякой науки, топорно, почти наугад. Здесь же хоть Нобелевку давай всей "шараштхе"! Да только результат один, что с наукой, что без нее. Ибо страшна судьба Гомункула, даже самого совершенного. И если в первой книге "Баламута" Читателю довелось идти долгой дорогой рядом с царевичем Гангеей, мало видевшим человеческого счастья на указанном богами пути, то судьба Наставника Дроны, Брахмана-из-Ларца, еще горше. Не только его жизнь, но и он сам — результат опыта, великого эксперимента по выведению Нового Человека. Понадобились долгие годы, чтобы штукари — и божественные, и сапиенсные — сообразили, наконец: даже Гомункул по сути остается человеком, а не роботом, и его легче искалечить, убить, нежели заставить творить Новый Мир и жить в нем. Что ж, искалечили, убили. Прекрасный же Новый Мир творится дальше, в сполохах зарниц на Поле Куру, где продолжается Великая Битва, и родичи добивают родичей, а ученики — учителей.

Неужели все? Мы, с детства привыкшие к справедливости, жаждем если не "хэппи энда" (откуда?!), то хотя бы воздаяния. Не добром за добро, так злом за зло. Наверно, с этим придется обождать до третьей книги романа, но все-таки чувствуется: есть на земле (и в Небесах!) справедливость. Летит, летит Гаруда-Проглот, глаза круглые таращит, поверить не может: Опекун-Вишну, Нового Мира архитектор и строитель, словно дохлая жаба, на травке валяется, из собственного Рая коленкой под соответствующее место изгнанный. Вот она, Теодицея на практике! Верно говорили древние египтяне, современники всех этих безобразий: "Бог бьет грешника кровью его!" Ибо собственная аватара, сиречь воплощение Вишну-Опекуна — да-да, именно он, Кришна Джанардана, Черный Баламут... Такое учудил! Такое!..

Но об этом уже в последней книге, которая, верю, не за горами.

ЭХО ПЕСНИ ГОСПОДА

В некотором царстве, в некотором государстве жил-поживал добрый доктор Франкенштейн. Был сей доктор поистине добрым, поскольку восхотел помочь людям самым кардинальным способом — улучшить людскую породу. Дабы недостатки, Творцом по спешке допущенные, исправить, и сотворенное с помощью знаний научных создание в Божий мир направить, для пользы человечеству. Сказано — сделано, однако же вышла маленькая неувязочка.

Продолжать сию историю, в давние годы миссис Шелли рассказанную, не имеет смысла, ибо ведома она всем, от мала до велика. Но Голливуд, старую сказку в тираж пустив, по привычке своей голливудской упростил все до полной невозможности. Ибо не собирался попервах монстр, из трупов сотворенный, в геноциде упражняться. Напротив! Шел он к людям, стремясь, как и положено, добрые дела творить. И удивлялся бедняга-монстр: по каким таинственным причинам никто с ним, как с крокодилом Геной, дружить не хочет?! Горько стало монстру, обидно даже. И не мог он понять, отчего судьба ему невеселая выпала, пока не прочел (грамотен был, кадавр!) записки того, кто его таким сотворил. А прочитав, возгорелся великим гневом на своего персонального Творца. И вот тогда-то началось самое интересное...

Эта давняя историю все время вспоминалась, когда перелистывал я свежую распечатку последней книги "Черного Баламута". Не знаю, имел ли в виду сэр Генри Лайон Олди историю швейцарского врача Франкенштейна, повествуя о злоключениях своих героев с труднопроизносимыми именами? — но аналогия поистине очевидна. Ибо доведенное до белого каления создание возгорелось гневом на неосторожного Творца, и худо пришлось Вишну Упендре, не в добрый час воплотившегося в симпатичного пастушка с дудочкой.

...Разинул клюв от изумления Гаруда-Проглот, хмурится Индра Громовержец, о сплине своем утреннем напрочь забывший, а перед ними на зеленой травке мокрой тряпкой возлежит великий Опекун Мира, о своих злоключениях повествуя. И не просто, а со всхлипами да воздыханиями. И всем-то он, Вишну, хорош, да вот восстала супротив него собственная злокозненная аватара — Кришна Джанардана. Восстала, все планы божественные перепутала да еще из собственного рая пинком куда подале отправила...

Вот и вышел, наконец, на сцену тот, ради которого и писался роман — сам Господь Кришна, Черный Баламут. Вышел с громом и молнией, даром что не громовержец. Ибо смертное творение без особых усилий не только все замыслы своего создателя разрушило, но и покусилось на верховную власть над Трехмирьем. И кто?! Какая-то, прости Господи, аватара! Не богатырь, не мудрец, не царь демонов — пастушок с дудочкой! Конечно, и сам Вишну думал кое-что в Мироздании изменить да усовершенствовать... но во-первых, из лучших побуждений, а во-вторых, не такими же методами! Просто безобразие, хуже — скандал, переходящий в Армагеддон!

И уже полон жалости Громовержец, ибо, как ни крути, Франкенштейн-Вишну ему младшим братишкой приходится, а брата грех не пожалеть! О Гаруде и говорить не стоит — не для того Проглота творили, чтобы он извилинами шевелил (для этого действия ему крылья даны). Пусть жалеют, пусть сочувствуют — их дело. Но мы с Тобой, уважаемый Читатель, слава Богу, не Гаруды, и прежде чем присоединить свой голос к хору, единодушно злокозненного Баламута осуждающему, прочитаем книгу повнимательней, как она того и заслуживает. Теперь, когда роман закончен, замысел авторов предстает во всей его грандиозности. Он столь же масштабен и многослоен, как языческие Небеса, и обнимает весь вселенский Orbis, повествуя нам о людях, о богах и о мире. Лично для меня люди — всегда самое интересное. В романе четыре истории — четыре притчи. Две из них — о верном слову Гангее Грозном, что шествовал по тропе сверхдобродетели от неприятности к неприятности, и о Наставнике Дроне, несчастной жертве лихих экспериментов по выведению "нового человека" — тебе, уважаемый Читатель, известны. Скажу, положа руку на сердце: отстраненно читать об этих двух сапиенсах, по своему неплохих и симпатичных, мне было нелегко. Слишком много довелось сочувствовать и сопереживать. Так и хотелось подтолкнуть героев: Бог с ней, с Добродетелью, Бог с ним, с Законом, ведь живем лишь однажды, что бы ни говорила нам доктрина об реинкарнации! И вот авторы, словно желая показать, что человек все-таки свободен и не является приложением к моральному кодексу строительства очередного Прекрасного Нового Мира, рассказывают нам о Карне. Честно говоря, имя для нашего уха звучит зловеще. Поневоле вспоминаются Карна и Жля из незабвенного "Слова о полку...", ураганам мчащиеся по древнерусским просторам; да и сходство между "Карной" и "карой" слишком велико. Но на этот раз сходство обманывает (как обманывает нас японское "яма", означающее вопреки очевидному для русскоязычных — "гора").

Конечно, и Карна-Ушастик не прост, иначе б не угодил в Махабхарату. Мало того, что родился от Сурьи-Солнца, да еще вдобавок оснащен по божьей воле мощным магическим "прикидом" с такими "прибамбасами"! — самому Ахиллесу, Пелееву сыну, впору от зависти позеленеть... Бедняга Гангея и с меньшего заработал пожизненный комплекс. Но Карна — особый случай. Он свободен. Свободен, не ведая о царско-божественной родословной, свободен в скромном облике "сутиного сына", и эта веселая свобода делает его трудную жизнь счастливой. Он счастлив, достигая всего сам. Его выбор — это воистину его выбор, не предопределенный Судьбой или Долгом. Но Карна хорош не только своей свободой. Он — нормальный человек, способный оставаться таковым там, где другие превращаются в големов. Ему отвратителен добродетельный Дрона, рубящий палец ни в чем не повинному пареньку (ради соблюдения Закона, само собой!). Для него невыносимо равнодушие Грозного ко всему, что мельче государственных интересов. Когда горячка возвращает знаменитого аскета к кастовой ненависти его, аскетовой, бурной молодости — парень лишь хмыкает и продолжает за уши тащить старика с того света обратно. Потому что старик. Потому что жалко. Потому что иначе не складывается. Карна справедлив, и это дается ему без всяких усилий. Обычный здравый смысл оказывается сильнее натужного Закона. Поэтому читать о Карне-Ушастике легко, и его гибель вызывавает нормальный человеческий протест. Жаль, что занесло его на проклятое поле Куру, но и в этом — его свободный выбор. "Сутин сын", ставший героем и полубогом, жил и погиб свободным человеком. Дивная вещь мифология! Чтобы убить обыкновенного парня, понадобился не просто подлый обман (как обманули простодушного Дрону). В дело вступили сами боги, и даже рафинированный Индра не побрезговал приложить руку. Куда только сплин делся!

Но рассказ о Карне — не единственный. Параллельно с его историей, словно оттеняя ее черной тенью, развивается другая, куда более страшная и непростая. История Господа Кришны — Черного Баламута, столь неугодившего своему Франкенштейну.

На первый взгляд Кришне грех богов гневить. В отличие от безымянного монстра, швейцарским врачом из кусков трупов сшитого, Баламут уродился всем хорош — и красив, и языкат, и умен, да и роду царского. Живи — не хочу, дружи с пастушками, на флейте играй. Чего, казалось бы, еще? А то, что он как бы и не совсем человек... так даже приятно. Не робот-андроид все-таки, а божья аватара, людское воплощение самого Опекуна, судьбами мироздания озабоченного. Не первый он, не второй, даже не десятый. Но что-то уложилось не так. Перестарался Опекун, точное подобие свое творя. Слишком похож оказался Кришна. Человек, подобный богу — но все же человек, понимающий, что он ничуть не лучше марионетки в балагане, которая на нитках пляшет. И — не стерпел человек.

История с мифологией много подобных историй знают. Судьба богоборцев печальна. Слишком неравны силы: можно, как некий эллин, в тазы греметь и в багряный плащ наряжаться, Зевсу подражая, можно подобно Люциферу поднять сбитых с панталыку ангелов против Творца. Да только ненадолго это все. Зевесов перун или меч Михаила-архистратига — и конец нечестивцу, аминь во веки веков. Одни боги знают, ведал ли Баламут о судьбине коллег-мятежников или просто на диво разумен был, да только бунт его совсем иным оказался. Зря, ох, зря творил Опекун свое точное земное подобие! Ибо если к острому разуму да льстивым речам добавить небесное оружие и знание основ Мироздания... глядишь, у бунтаря и шанс появится. А поскольку терять взбунтовавшейся аватаре нечего, то шанс свой он испольует сполна — на все сто.

Мотает клювастой головой Гаруда-Проглот, сочувственно вздыхает Индра-Громовержец. Жалко им беднягу Вишну. Вот ведь не повезло! А жаловаться-то не на кого. То страшное, что начал творить Баламут, не им придумано, не им намечено. Старый знакомый: Прекрасный Новый Мир, где будут жить Прекрасные Новые люди — только царить над всем станет не Опекун, а Кришна Джарандана, человек, ставший богом. Трудно быть богом, господа? Да ничуть не бывало! И гибнут последние бойцы на поле Куру, и стекаются миллионы зомбированных Песней Господа душ в неведомый рукотворный ад, чтобы даровать свою силу новому земному божеству, дабы в близкий уже миг стать ultimo ratio нового повелителя.

Чем это кончилось, Ты, уважаемый Читатель, и сам вскоре узнаешь. Намекну лишь: бунтовать против богов опасно. Все равно, что с бесом об заклад биться — обставят. Был однажды некто пан Тадэуш, обещавший душу свою проданную уступить нечистому не иначе, как прибыв в Рим. Нечего и говорить, держался оный пан от столицы Италии подальше, но встретил его черт в кабачке, "Римом" именуемом, и привлек к расплате. А Вишну-Опекун, хоть среди богов и младшенький, но зато куда как в юриспруденции смышлен...

Впрочем, не это главное. Пусть зрелище спивающегося с горя да со скуки Господа Кришны кого-то порадует, кого-то опечалит. Иное важно. Личность победителя — величина преходящая. Падает на мокрый речной песок Баламут, стрелой пронзенный, уходят в ледяные гималайские ущелья братья Пандавы, пешком в потерянный рай; мир же остается, но не прежний. Ибо на смену кровавой заре, пылавшей над полем Куру, пришла Эра Мрака. Армагеддон закончился, и уцелевшие даже не заметили, что прежнего мира больше нет. Исчез привычный и по-своему уютный патриархальный мирок, где за грехом следует воздаяние, а праведность делает человека равным богам. Наступил догожданный Новый Мир. Вселенная не исчезла, не распалась на атомы, но в этом Новом Мире человек остался наедине с самим собой. Боги ушли.

Боги ушли, и кончился роман. Финал открыт, и каждый вправе домыслить дальнейшее на свой вкус. Потерявшие узду сапиенсы уверенным шагом направились обратно в пещеры, зверея по дороге? Допустим. Но этот итог — лишь промежуточный. Впереди будут долгие тысячелетия, из гималайских предгорий, где затерялись следы Пандавов, придет царевич Сакья-Муни, а еще через несколько веков к Малабарскому берегу прибой принесет каменную плиту, с которой сойдет на индийскую землю Апостол Фома. И то, что герои Махабхараты посчитали Эрой Мрака, станет нашей Историей.

Выходит, все к лучшему в этом лучшем из миров? Козни Вишну-Опекуна пошли прахом, бесплоден оказался бунт Кришны Баламута, а те, кого стравили на поле Куру, навеки остались в памяти потомков, как лучшие из лучших, герои из героев... Все так, но роман Дмитрия Громова и Олега Ладыженского не просто о богах и людях. Он об Индии, стране, которой так много было дано, и которой довелось пройти нелегкий путь, не окончившийся и по сей день. Кто подсчитает, сколько пришлось заплатить стране и людям за миг, когда их далекие предки позволили искусить себя сладким напевом Песни Господа?! И этот напев слышен по сей день не только в звоне, что стоит над сонмищами в ярких рясах. Мир видел певцов куда более искусных, куда более убедительных. Менялась мелодия, другими становились слова, но вновь и вновь штукари-краснобаи, твердо знающие, "как надо", звали людей на очередное поле Куру, на последний и решительный бой "во имя" и "во славу". И вновь мы искушались.

Таков урок, таков исход. Окончен роман, и теперь уже от Тебя, уважаемый Читатель, зависит, каковы будут всходы на ниве, столь щедро засеянной авторами. Что и говорить, книга — не из простых. Но простота, как известно, хуже воровства, да и объелись мы этой "простоты" по самое горлышко. Так и хочется вспомнить напоследок еще одну притчу, из самых свежих, с пылу и с жару. Некий писатель, прославясь среди родных осин, решил поразить своим талантом читателей заокеанских. И было сказано ему, что "там", в Голливудщине, это не "тут". Требуется, дабы тебя читали, отказаться от всего, что читателя озадачить может. Ежели фэнтези — то исключительно с драконами и эльфами, ежели фикшн — то с имперскими зведолетами. А главное, герои должны быть простыми, как персонажи фильма класса "Б", и чтоб добро на последней странице всенепременно прибирало зло к ногтю — но с подтекстом на вторую серию. Садись, писатель, твори, лепи кирпичик к кирпичику — глядишь, мы вскоре и прочитаем великое творение, для любителей гамбургеров написанное!.. Можно лишь порадоваться, что "Черный Баламут" — не из таких книг.

Андрей Шмалько, кандидат исторических наук.