Список желаний

Ваш список желаний пуст. Перейти в каталог?

Трудно быть не богом

06.09.2019

Статья Аркадия Штыпеля о романах Андрея Валентинов "Димоед, сын Тидея" и Г.Л.Олди "Одиссей, сын Лаэрта". Написана для "Литературной газеты".

Фантастическое упорядочение знаменитейших мифоэпосов – давний конек Дмитрия Громова и Олега Ладыженского, выступающих под давно раскрытым псевдонимом Генри Лайон Олди. Они уже провели свое независимое расследование сказаний о Геракле ("Герой должен быть один") и Махабхараты (трилогия "Черный Баламут"), так что их новую работу наряду с новым романом их земляка и соратника Андрея Валентинова можно считать частью одного грандиозного и, по-видимому, еще далекого от завершения проекта, что само по себе уже вызывает уважение. Давайте же поглядим на события гомеровской эпохи глазами наших авторов, а верней, глазами их героев, поскольку и Г, Л, Олди, и А, Валентинов ведут свои повествования по преимуществу от первого лица.

Итак, перед нами большая семья человекоподобных бессмертных богов и богоподобных смертных героев, связанных сложнопереплетенными кровнородственными узами. В своем рассказе авторы обнаруживают и такие связи, о которых античная традиция умалчивает. Так Диомед оказывается сыном Афины-Паллады от смертного героя Тидея, а потомк Зевса и Гермеса Одиссей – ее возлюбленным. В авторской версии старшие олимпийские боги – не кто иные, как вестники Единого, уклонившиеся от миссии и узурпировавшие власть над людьми. Их мощь и бессмертие поддерживаются преклонением, трепетом, и самое главное, кровавыми жертвоприношениями, в первую очередь тайными человеческими. Дело осложняется тем, что посвященные в Тайну смертные потомки олимпийцев и сами способны при известных условиях превратиться в богов – достаточно победить бога, как равного, и принять человеческую жертву. Но кровь богов (серебряный ихор), текущая в жилах героев, несет в себе проклятие ярости и безумия, так что олимпийской Семье остается лишь стравливать друг с другом истребителей чудовищ. В этом смысле Троянская война по Олди и Валентинову должна поставить последнюю точку в разводе Неба и Земли, и завершиться, с одной стороны, взаимоистреблением последнего поколения героев, а с другой – расширением владений Семьи на Восток.

Вот тут-то у Бессмертных и случилась промашка: под Троей, в чудовищном Кроновом котле ускоренного времени, герои, сами не желая того, начинают обретать признаки божественной мощи. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не Одиссей и Диомед, по разным причинам обуреваемые одной и той же жаждой – остаться людьми. И в этом плане всю четырехтомную эпопею я бы счел великолепной, совершенно уникальной реализацией расхожей метафоры "прийти в себя". Повествования Олди и Валентинова являют собой причудливый сплав романа воспитания, исторического боевика и фантастической притчи, и авторы демонстрируют недюжинную изобретательность, компонуя в единое целое сюжеты античных авторов и Библии с научно-историческими материалами и собственными домыслами и фантазиями.

Тем-то и обидней, что текстуально авторы сплошь и рядом оказываются не на высоте своего замысла. Г. Л. Олди и А, Валентинову не всегда удается найти естественный тон, проскользнуть между Сциллой безудержного пафоса и Харибдой разухабистого стеба. И уж совсем ни к чему было А. Валентинову приплетать к увлекательнейшему повествованию ни изобретение футбола хеттами, ни встречу в Океане с гибнущим "Титаником", ни Атлантиду. В контексте архаики режут слух такие модернизмы, как "фигушки", "Пенелопчик", и еще множество им подобных; а именно на этом поле можно было затеять тонкие лингвистические игры. Безвкусными представляются щедро вкрапленные в текст аллюзии типа "мы похоронены где-то под Троей" или "где ни встретишь троянца ты – там убей!". И если авторам достаточно успешно удается воспроизводить образцы античного стихосложения, то попадающиеся в тексте рифмованные вирши выглядят довольно убого, особенно в соседстве с роскошными – от Гумилева до Бродского – стихами эпиграфов.

Повторю вслед за Одиссеем: я очень люблю этот лук, эту стрелу, эту мишень, этих Олди и этого Валентинова, я восхищаюсь изощренной дерзостью их фантазий, но мне будет очень грустно, если эти авторы в той же стилистике замахнутся на реконструкцию, ну, скажем, Библии... А ведь, судя по всему, дело идет именно к этому.